the fact is that you're not an adult at all, you're just a tall child holding a beer
noone cares... падабадааам... *тут такое соло, потом такие барабаны будум-будум-быдыщ!*
Он курит, выпуская дым мне в лицо. Я делаю демонстративный глубокий вдох и гляжу
прямо ему в глаза. Он ухмыляется в ответ, в его взгляде читается явное одобрение.
Мы одновременно и одинаково садимся в кресла, что стоят как классические каминные.
Только камина и не хватает.Скрипку, доктор Ватсон? Он выхватывает мои слова из воздуха,
трижды зачеркивает их и бросает за спинку кресла. Он всегда был немного фокусником,
немного философом. Я гляжу не отрываясь. Слова даются мне с трудом, упираясь руками
и ногами (или тем, что заменяет словам руки и ноги) в мой рот, не желая срываться с губ.
Но наконец я выдавливаю из себя запоздало-нелепое:
- Кто ты?
Он хитро склоняет голову на бок. Синичка, ни дать, ни взять. Или дятел. Он читает мои
мысли, поэтому тут слегка хмурится, а потом весело, по-детски беззаботно, заливается
хохотом. Затем внезапно замолкает. Все выражения лица сходят с него. Его лицо теперь
не выражает абсолютно ничего. Любое другое ничего не выражающее лицо, по сравнению
с этим - гримасы клоуна. Продолжает курить. Наконец, изрекает:
- Я - это я. Существо внутри тебя. Весь ужас и весь страх. Все надежды и их крах.
Я - это ты. Мы с тобой ведь так пусты... Одинаковы точь-в-точь. Не любим день и любим ночь.
Он умолкает, а во мне плавает только старая цитата "Ты танкист!", которая тут почти не уместна.
Остается только молчать и делать вид. Но как делать вид, если он читает мои мысли?
Это человек, с которым я честнее всего. Я сам. Но не совсем. Он отдельно и он одно со мной.
Двойственное бытие это теперь модно. Раздвоение личности теперь как популярная сумочка.
Примерьте этот летний вариант второго я, мадемуазель! О... вам так идет... Вы непременно
должны купить его! К нему у нас есть чудесный вариант сходных по цвету и фасону
комплексов! Также мы можем подобрать неплохие расстройства, как раз еще пара-тройка осталась!
Он курит, выпуская дым мне в лицо. Я делаю демонстративный глубокий вдох и гляжу
прямо ему в глаза. Он ухмыляется в ответ, в его взгляде читается явное одобрение.
Мы одновременно и одинаково садимся в кресла, что стоят как классические каминные.
Только камина и не хватает.
трижды зачеркивает их и бросает за спинку кресла. Он всегда был немного фокусником,
немного философом. Я гляжу не отрываясь. Слова даются мне с трудом, упираясь руками
и ногами (или тем, что заменяет словам руки и ноги) в мой рот, не желая срываться с губ.
Но наконец я выдавливаю из себя запоздало-нелепое:
- Кто ты?
Он хитро склоняет голову на бок. Синичка, ни дать, ни взять. Или дятел. Он читает мои
мысли, поэтому тут слегка хмурится, а потом весело, по-детски беззаботно, заливается
хохотом. Затем внезапно замолкает. Все выражения лица сходят с него. Его лицо теперь
не выражает абсолютно ничего. Любое другое ничего не выражающее лицо, по сравнению
с этим - гримасы клоуна. Продолжает курить. Наконец, изрекает:
- Я - это я. Существо внутри тебя. Весь ужас и весь страх. Все надежды и их крах.
Я - это ты. Мы с тобой ведь так пусты... Одинаковы точь-в-точь. Не любим день и любим ночь.
Он умолкает, а во мне плавает только старая цитата "Ты танкист!", которая тут почти не уместна.
Остается только молчать и делать вид. Но как делать вид, если он читает мои мысли?
Это человек, с которым я честнее всего. Я сам. Но не совсем. Он отдельно и он одно со мной.
Двойственное бытие это теперь модно. Раздвоение личности теперь как популярная сумочка.
Примерьте этот летний вариант второго я, мадемуазель! О... вам так идет... Вы непременно
должны купить его! К нему у нас есть чудесный вариант сходных по цвету и фасону
комплексов! Также мы можем подобрать неплохие расстройства, как раз еще пара-тройка осталась!
Отлично.