Просто пришло как-то... на безрыбье. Влюбиться что ли, чтобы воздыхать и строчить стихи листами? Хотя не.. Ну нах, еще безответной не получится, разгребай потом.
Дайте мне, пожалуйста, кол.
И еще, если можно, молот.
Я прибью, не взирая на пол,
Тех, кто так безвозбранно молод.
Тех, чьи руки настолько кривы,
Тех прогульщиков книжных полок,
Кто без устали пишет, увы,
"Извените". И семьдесят скобок.
Сижу на окне. Смотрю на город.
Пишу эпиграммы в ночную даль.
В каждой строке обида, что молод.
В каждой строке об этом печаль.
Ну, не прямо, на то эпиграммы,
Чтоб не о себе, о другом язвить.
Высказать людям, дескать, бараны.
А про себя втихомолку вопить.
Знаешь, а мне хорошо тут было.
Тепло и уютно... Жаль, без тебя.
Помнишь, как я писал... ты забыла?
А без тебя как-то... галиматья.
Меня не пугают проблемы мирские,
Чувствительность сенсоров я превозмог,
Но что-то по-прежнему чувства людские
Мне видятся, как едкий дым или смог.
Я не мизантроп, не отчаянный парень.
Я вроде любим, вроде даже люблю,
Но жалким и мерзким людишкам я за день
Раз -надцать восторженно смерть подарю.
Дайте мне, пожалуйста, кол.
И еще, если можно, молот.
Я прибью, не взирая на пол,
Тех, кто так безвозбранно молод.
Тех, чьи руки настолько кривы,
Тех прогульщиков книжных полок,
Кто без устали пишет, увы,
"Извените". И семьдесят скобок.
Сижу на окне. Смотрю на город.
Пишу эпиграммы в ночную даль.
В каждой строке обида, что молод.
В каждой строке об этом печаль.
Ну, не прямо, на то эпиграммы,
Чтоб не о себе, о другом язвить.
Высказать людям, дескать, бараны.
А про себя втихомолку вопить.
Знаешь, а мне хорошо тут было.
Тепло и уютно... Жаль, без тебя.
Помнишь, как я писал... ты забыла?
А без тебя как-то... галиматья.
Меня не пугают проблемы мирские,
Чувствительность сенсоров я превозмог,
Но что-то по-прежнему чувства людские
Мне видятся, как едкий дым или смог.
Я не мизантроп, не отчаянный парень.
Я вроде любим, вроде даже люблю,
Но жалким и мерзким людишкам я за день
Раз -надцать восторженно смерть подарю.